Андрэ Нортон - Железные бабочки [ Железные бабочки. Удача Рэйлстоунов]

— Но не перед семьёй? — прервала я его. — Ваша речь очень поучительна, полковник Фенвик. Но он сделал в прошлом свой выбор. Почему же вдруг изменил его? Что меняет смерть курфюрстины? — сила гнева помогла мне справиться с дрожью рук. Я неожиданно поняла, что до боли сжимала ладони.

— Пока её высочество была жива, курфюрст не мог писать… — Фенвик полуобернулся. Мне показалось, что он искал слова, которые я поняла бы. — Интриги расцветают при любом дворе. Он… он выполнял клятву, данную у постели умирающего отца. Но теперь он свободен… и сильно болен. И врачи не обнадёживают. Однако его сила воли, я думаю, посрамит их предсказания. Он доживёт до встречи с вами.

Положение таково, мисс Харрач: он не в состоянии дать вам наследие, на которое вы имеете полное право, но у него есть частное состояние, которое он может завещать по своему желанию. Хотя больше всего он хочет увидеть вас, потому что вы его внучка.

— Итак, вы предлагаете, сэр, чтобы я немедленно отправилась за море, чтобы увидеться с человеком, которого не знаю и о котором я невысокого мнения. Отправиться, чтобы унаследовать состояние. Сэр, благодарю вас за такую оценку моего характера. До сих пор я не относила алчность к своим грехам. Отличное предложение, сэр. Я нахожу его оскорбительным! — я встала. — Прошу меня простить, но я вынуждена уйти. Этот разговор кажется мне отвратительным. Давайте на этом закончим.

Он выпустил спинку кресла и сделал нетерпеливый жест.

— Мисс Харрач, кажется, я неудачно выразился. Наверное, я неподходящий посыльный. Но правда состоит в том, что я единственный, кому курфюрст может полностью доверять в этом деле. Заболев, он попал в зависимость от других, а верность при дворе — очень непрочное свойство. Могу вам сказать, что правитель теперь не связан обязательствами, которые в прошлом заставляли его поступать вопреки желанию. Теперь он свободен и нуждается… он стар и хочет мира.

Голос его буквально звенел, и я воздержалась от повторения своего ответа. Вспомнила листок бумаги, в который завёрнуто ожерелье. Надпись на нём — словно проникнутый болью голос.

— Но вы хотите, чтобы я предприняла с вами такое путешествие…

Он снова сделал нетерпеливый жест, отбросив мои возражения.

— Конечно, мы отправимся не одни. В Балтиморе вас ждут граф и графиня Црейбрюкен. Графиня ваша отдалённая родственница. А теперь, мисс Харрач, я должен задать вам вопрос… Какова была неизменная цель жизни вашей бабушки?

Я перевела дыхание.

— Но вы ведь не можете обещать, что она будет признана… открыто… с уважением…

Из внутреннего кармана своего облегающего верхового камзола он извлёк сложенный листок бумаги, вернее пергамент. Протянул мне, и такова была сила его взгляда, что я взяла листок и прочла то, что было написано сухим канцелярским почерком.

— Бабушка… но почему о ней говорится как о графине Священной Римской империи? Это…

— Это первый шаг к установлению её истинного места при дворе.

— Места законной жены курфюрста? — надеюсь, он расслышал сарказм в моём голосе. — К сожалению, это опоздало…

— Титул переходит к вам, поскольку вы её единственная наследница. Курфюрст подписал этот документ три месяца назад. Он не знал, что она больна, близка к смерти… Он надеялся… — Фенвик пожал плечами. — Время и судьба никогда не жаловали его.

Я сложила пергамент, вспомнив другой, тот, что в шкатулке. Один отбирает, другой даёт. Титул ничего не значил бы для Лидии Виллисис — честное имя гораздо больше. Но она просила меня об этом, просила очистить её имя. Есть ли у меня выбор? Тот человек стар, болен, некоторые даже могут подумать, что у меня перед ним долг. Его состояние — для меня оно ничего не значило. Но то, о чём говорил этот пергамент, другое дело.

Должно быть, мысли отразились на моём лице. А может, полковник считал, что женщина всегда может быть убеждена мужчиной. Потому что он резко сказал:

— Необходимо торопиться, графиня. Курфюрст не может ждать долго. В Балтиморе ждёт корабль. Он отплывает через пять дней…

— Сэр! Это невозможно!

— Мадам, — ответил он, — это не только возможно, мы обязаны это сделать. Я ведь вам сказал: курфюрст умирает. Такова правда!

Сила, с которой он говорил, выдавала его нетерпение. Неожиданно у меня захватило дыхание, как у человека, которого подхватила неодолимая сила. Вопрос целесообразности. Но пять дней… На мгновение я почувствовала себя беспомощной, словно потеряла контроль над своими делами. Полковник поклонился и направился к двери.

— Я поговорю с вашим адвокатом, мистером Вестоном. Надо отдать распоряжения для вашего удобства.

Я упрямо хотела сказать, что не желаю иметь ничего общего с его «распоряжениями», что не собираюсь плыть в Гессен. Но уже поняла, что согласилась на участие в этом необыкновенном приключении.

Я занялась делами имения; я знала, что отплываю в Европу и в неизвестность, но не собиралась оставаться там, когда будет выполнен долг перед памятью бабушки. Летти просилась со мной, но я ей сказала, что ей будет трудно в стране, языка которой она не знает и где люди с её цветом кожи неизвестны. По вынужденным замечаниям мадам Манцель, немецкой гувернантки в старших классах, я знала, какая пропасть между классами существует у неё на родине. В одном из её любимых (а для меня — ужасных) рассказов говорилось о великом герцоге, который хладнокровно застрелил крестьянина, чтобы доказать гостю, что он свободно распоряжается жизнью и смертью своих подданных.

Поэтому я считала, что и передо мной возникнут проблемы касты и ранга. Моя единственная защита — пергамент, который передал мне полковник Фенвик. Но впервые я почувствовала, что меня ожидает, лишь встретившись через два дня в чопорной и тесной гостиной дома Джеймса Вестона в Балтиморе с двумя людьми, которые должны были сопровождать меня, в респектабельности которых поручился полковник Фенвик. Меня больше интересовала графиня, которая, оказывается, моя родственница. В рассказах мадам Мендель много говорилось о высокомерии и самонадеянности придворных, и я без всякого тёплого чувства ожидала знакомства.

Граф был одет как джентльмен, но держался так прямо и скованно, что я всё время подсознательно ожидала услышать звон шпаги или стук шпор, которых, конечно же, не было на его штатских ботинках. Высокий человек с коротко остриженными светлыми волосами. Такие же короткие бакенбарды торчали под ушами и вдоль подбородка. Нос напоминал хищный клюв, но подбородок слабой линией уходил назад к горлу, закрытому шейным платком. Граф вошёл на шаг впереди жены и резко поклонился мне, не глядя в глаза.